Какие доходы приносили постановщикам сценических боев
дуэли и сражения в исторических костюмных пьесах. Режиссер фильма "Ромео и
Джульетта" Дзефирелли одним ударом — в полном смысле этого слова — лишил
фехтовальщиков заработка. Последний поединок Ромео и Париса у гробницы
Джульетты решен по-шекспировски, а не по-театральному: Ромео, почти потерявший
рассудок от горя, поднимает с земли большущий камень и ударяет Париса по
голове. Боюсь, что в
78
пересказе ситуация приобретает иронический характер,
но на экране она выглядит очень убедительно и темпераментно! От сентимента и
красивости ритуальных сражений ничего не осталось.
И еще "чеховская" находка. Молодой режиссер
поставил в Сызрани "Вишневый сад" и впервые (по моим, вероятно, не
полным сведениям) действенно решил тему телеграмм из Парижа. Деталь, вошедшая в
сюжет: первую телеграмму Раневская небрежно, чуть ли не презрительно бросает на
землю. Варя ее подбирает и прячет — "от греха подальше". Вторую
телеграмму Раневская читает, но не бросает, а отдает той же Варе. Третья
телеграмма — Раневская идет навстречу, внимательно читает ее, хочет отдать, но
раздумывает и прячет в рукав накидки. Четвертая — хватает ее, не читая,
прижимает к сердцу, только после этого читает — она уже не здесь, какой там
вишневый сад — она в Париже! Четко и эмоционально выстроенная тема, через
деталь — судьба отношений, жизнь, и не только Раневской.
Певица В. Барсова, выступая в концертах, во время
исполнения арий или романсов держала в руках маленькую записную книжку в
бархатном переплете. Она держала ее перед собой открытой, хотя почти не
заглядывала в нее. Такая же книжка была у выдающегося чтеца Д. Закушняка,
сделавшего чтение художественной литературы актом высокого искусства. Самое
интересное заключалось в том, что и у Барсовой, и у Закушняка в этих изящных
книжках не было записано ни одного слова — все странички были девственно чисты.
Спектакль "Воскресение" по Л. Толстому в
Художественном театре прославился тем, что в роли "От автора"
выступил один из великих актеров русского театра Василий Иванович Качалов. Он
появлялся в зрительном зале и переходил на сцену, вмешиваясь в диалоги,
комментируя действие, общался со зрителями, рассказывал о событиях, пытался
раскрыть внутреннюю жизнь героев. Его речь звучала иногда как комментарий,
иногда — как ироническое замечание, иногда — как гневное обличение. Режиссер
спектакля И. Судаков рассказывал нам, студентам, что роль у Качалова долго не
шла: у него не было отправной, исходной точки, от которой можно было идти
дальше. На одной из репетиций Вл. И. Немирович-Данченко предложил актеру взять
в руку карандаш и не расставаться с ним весь спектакль. И роль сразу пошла,
карандаш помог, стал опорой.