Работая над пьесой М. Горького «Егор Булычев и другие» я призвал на помощь, во-первых, собственные воспоминания — я довольно хорошо помню эпоху первой мировой войны, в моей памяти сохранилось немало впечатлений, полученных много в среде буржуазии и буржуазной интеллигенции, т.е. как раз в той среде, которая подлежала в данном случае воспроизведе­нию на сцене. Во-вторых, я обратился ко всякого рода историче­ским материалам; мемуары и воспоминания политических и об­щественных деятелей того времени, литературу и поэзию, журналы и газеты, фотографии и картины, модные в то время песни и романсы — все это я привлек на помощь в качестве необходимой творческой пищи. Я прочитал комплекты несколь­ких буржуазных газет того времени («Речь», «Русское слово», «Новое время», черносотенное «Русское знамя» и др.), познако­мился с рядом воспоминаний и документов, свидетельствующих о революционном движении того времени, превратил на время работы над пьесой свою комнату в небольшой музей по истории общественной жизни и классовой борьбы в России в эпоху им­периалистической войны и Февральской революции.

Следует особенно подчеркнуть, что на данном этапе работы режиссеру важны не обобщения, выводы или умозаключения, касающиеся той жизни, которую он изучает, а пока только одни факты. Побольше конкретных фактов — таким должен быть лозунг режиссера на данном этапе работы.

Но возникает вопрос: до каких же пределов режиссер дол­жен заниматься собиранием фактов, когда же он, наконец имеет право с удовлетворением сказать самому себе: довольно! Такой границей служит тот счастливый момент, когда режиссер вдруг почувствует, что в его сознании возникла, наконец, орга­нически целостная, вполне законченная картина жизни данной эпохи и данного общества. Режиссеру вдруг начинает казаться, что он сам как будто бы жил в данной среде и был живым свиде­телем тех фактов, которые он по крохам собирал, пользуясь разного рода источниками. Он теперь может без особенных усилий рассказать даже о таких сторонах жизни данного об­щества, о которых никаких исторических материалов не сохра­нилось. Он уже невольно начинает умозаключать и обобщать. Накопленный материал начинает сам собою синтезироваться в его сознании.

Е.Б. Вахтангов как-то сказал, что актер должен также хоро­шо знать все, что касается его жизни в качестве образа, как он знает свою собственную мать. Мы вправе то же самое сказать и о режиссере: режиссер должен так же хорошо знать ту жизнь, которую он хочет воспроизвести на сцене, как он знает свою родную мать.