Он идет к умирающему брату, частично влекомый местью:

«Есть многое, многое за что мстить».

Частично, чтобы объясниться и договорить с одним из тех, главных врагов, которые для натур эгоистичных становятся более значимыми, чем любые близкие друзья:

«Да, я понимаю, что ты меня не любил, не любишь, ну, а попробуй вести себя на моем месте по-другому».

Частично из тщеславия: пусть брат сравнит, каков «я» и каков сейчас «он»:

«Ты же сам никогда ничего не мог, а теперь совсем без сил».

Но самое главное: для окончательного и бесповоротного утвержде­ния собственной правоты. Пусть брат сам подтвердит, что прав был я, а не он, что живу правильно я, а не он:

«Последний расчет - кто прав? Ну, скажи же, наконец, — я прав, а?

Ты вот всегда утверждал, что я плохой христианин, но на проверку смотри: тот, кто первый умер, то и ...

Ты — бездарь, а ведь могло бы быть совсем наоборот».

И кощунственное:

«Провидение — финал спора».

Смоктуновский записывает на полях варианты разгадок Иудушкиного поведения:

«Комплекс неполноценности в страшном тщеславии: я выше всех.

Встречает обиды — переживает их. И с позиции уже их проглотив — имеет

право быть правым».

Наконец, неожиданное:

«Крупная сволочь „Рокфеллер"».

Видимо, как «Рокфеллер» среди банкиров высится Иудушка среди «обыкновенных сволочей», сволочь особо крупная, уникальная, един­ственная:

«Самовозбуждающийся, наивный, добрый, совсем ничего вроде вокруг не замечающий скат».

Тут же подсказка себе — запись возможного прототипа:

«Козинцев — его манера слушать и попытаться действовать, наконец».

У Смоктуновского остались неприязненные чувства к этому режис­серу после «Гамлета». Он отказался играть у Козинцева короля Лира. Но в данной пометке речь все-таки, видимо, идет о каких-то внешних деталях в манере поведения Козинцева.

Остальные пометки к этой сцене четко привязаны к конкретным репликам:

«Да, ты думаешь, что я уйду, ну, ну.

Ты же говори про меня».

На обвинение брата: «Мать по миру пустил» — комментарий:

«Ну, хорошо, как же я ее пустил??.

Как обидно, что брат не понимает, что я не с ним борюсь, а пришел к нему,

чтобы предотвратить тотальность матери».

В продолжение монолога Павла: «Из дома выгнал» — комментарий:

«Вот те ну! Я на коленях стоял — просил не уезжать. Я ей говорю: что бы вам в вашем возрасте легче было моим хозяйством управлять - давайте формы отчетности наведем. А она — ф-ф-ф-рр. На дыбы — и к тебе. Норовистая у нас мать, сам знаешь».