Я поделился своими наблюдениями с Аркадием
Николаевичем.
— Вы правы. И в области
внутренних элементов много лишних напряжений. Но только с внутренними зажимами
надо обращаться иначе, чем с грубыми мышцами. Душевные элементы — паутинки по сравнению с мышцами — канатами. Отдельные паутинки легко порвать,
но если вы сплетете из них жгуты, веревки, канаты, тогда их не перерубишь
топором. Но в самом начале их зарождения будьте с ними осторожны.
— Как же обращаться с
«паутинками»? — спрашивали ученики.
— При борьбе с внутренними зажимами надо также иметь
в виду три момента — то есть напряжение,
освобождение и оправдание.
В
первые два момента ищешь самый внутренний зажим, познаешь причины его
возникновения и стараешься уничтожить его/ В третий момент оправдываешь свое
новое внутреннее состояние соответствующими предлагаемыми обстоятельствами.
В
разбираемом случае воспользуйтесь тем, что один из ваших важных элементов
(внимание) не разбрелся по всему пространству сцены и зрительного зала. а
сосредоточился внутри вас, на мышечных ощущениях. Дайте собранному вниманию
более интересный и нужный для этюда объект. Направьте его на какую-нибудь
увлекательную цель или действие, которые оживят вашу работу и увлекут вас.
Я
стал вспоминать задачи этюда, его предлагаемые обстоятельства; мысленно
прошелся но всей квартире. Во время этого обхода в моей воображаемой жизни
произошло неожиданное обстоятельство: я забрел в неизвестную мне до сих пор
комнату и увидел в ней древнего старичка и старушку — родителей жены, как оказывается, живущих у нас на покое. Это
неожиданное открытие умилило меня и вместе с тем встревожило, так как при
увеличении количества членов семьи усложняются и мои обязательства по отношению
к ним. Надо много работать, чтоб прокормить пять ртов, не считая своего! При
таких условиях моя служба, завтрашняя ревизия, общее собрание, предстоящая
сейчас работа но разборке документов и по проверке кассы получили чрезвычайно
важное значение в моей тогдашней жизни, на подмостках. Я сидел в кресле и
нервно наматывал на палец попавшую мне в руку бечевку.
— Молодец! — одобрил меня из партера Аркадий Николаевич.— Вот это настоящее освобождение мышц. Теперь я
верю всему: и тому, что вы делаете, и тому, о чем вы думаете, хотя я и не знаю,
чем именно занята ваша мысль.