И ушел. Ночь я не спал.
На следующий день все пошло по заведенному порядку:
актеры собрались с опозданием на 25-30 минут, завязалась непринужденная беседа,
в которой я не был приглашен принять участие... Еще через минут двадцать
открылась дверь и появился (именно — появился!) Слонов, в крахмальной сорочке,
повязанной элегантным бантом, в тюбетейке на гладко выбритой голове,
благоухающий духами, весь праздничный и возвышенный.
— Простите, мои юные друзья, я немного задержался... Я
покрылся холодным потом и сказал фразу, которую в бессонную ночь повторял много
раз:
38
—
Уважаемый Иван Артемыч, если вы опаздываете, то чего же я могу требовать
от молодежи? Я не могу допустить вас к репетиции.
И тут началась высокая трагедия.
Слонов побагровел, шея налилась кровью, глаза
заблестели, как у Арбенина (которого он замечательно играл!) перед отравлением
Нины.
— Молодой человек, вы забываете, что я —
Слонов!
Гробовая тишина — в первый раз на репетиции
"Дуровой". Еще секунда, и я готов был упасть к ногам Слонова. Через
мучительную паузу он произнес:
— Но
перед искусством вы правы, простите старика...
Отвесил мне земной поклон и медленно, с согбенной
спиной, но гордо поднятой головой (вот это пластический рисунок!), вышел из
репетиционного зала. Тишина не нарушалась. Я обратился к актерам, понимавшим,
что они присутствовали при исторической сцене.
—
Ну, продолжим?
— Да,
да, конечно, — раздались робкие голоса.
В этой истории выиграли все: прежде всего — я,
которого Слонов спас в полном смысле этого слова, потому что никакие беседы
худрука или директора ни к чему бы не привели; актеры, которые перестали терять
время и в итоге хорошо сыграли спектакль; и, наконец, сам Слонов, ставший в
глазах всех (а этот эпизод сразу разнесся по всему Саратову!) еще более
благородным, скромным, ставящим искусство выше самолюбия.
После помощи Слонова я обнаглел. Как-то на репетиции
актеры на втором плане разговаривали во время сцены Слонова. Я остановил его:
—
Иван Артемыч, я прошу вас прекратить репетицию. Вы мешаете разговаривать
актерам об очень важных вещах!
Актеры замолчали. Слонов сначала опешил, потом понял,
подыграл, стал извиняться перед нарушителями дисциплины, а потом сказал мне
тихо:
—
Ишь, подлец, научился!