Счастливая судьба Иванушки, которому «подфартило», давала на­дежду сотням Иванушек, которым счастье не далось.

В письмах провинциальных Аркашек можно разглядеть вполне ве­роятный поворот судьбы самого Смоктуновского. От природы был легко возбудим, вспыльчив, кидался с кулаками, лез в драку, «больно» защитить чью-то честь — мог. В сталинградском театре ходила леген­да, как в гневе изрезал на кусочки все платья любимой женщины. Та­тьяна Доронина, приехавшая на работу в сталинградский театр, где «очень сильна была память о Смоктуновском», размышляла о том, что могло бы (и должно было бы) случиться: «...остался бы в Сталинграде в областном театре этот актер, играл бы умно, тонко и талантливо среди нетонких, и неумных, и неталантливых, и считался бы плохим актером, и спился бы, если бы смог, и удавился бы от ярости, бесси­лия и боли».

Письма сослуживцев-норильчан рисуют и другой возможный пово­рот судьбы: не только тюрьму, или петлю, или скитания по поездам. То­варищ по «банде» рассказывает в письме, как дела у друзей: «Коля — на­чальник базы пром.-продовольственной в г. Каменск-Уральском, его Дуня — биолух (так в оригинале. — О. Е.) на молокозаводе, Таня — ла­борант предснаба и столовых города»-". Сам автор письма, Игорь Горидько «делает кирпич». Напишет письмо Смоктуновскому и началь­ник промышленно-продовольственной базы Николай Гиллельс, подробно рассказав о нескладывающейся литературной судьбе и бла­гополучном домашнем быте.

Но и в искусстве пути не были заказаны: сверстник и сослуживец по красноярскому театру Иван Лапиков, оставаясь провинциальным акте­ром, начал сниматься в кино и завоевал известность.

Бывший коллега по учебе в красноярской студии в своем письме не­доумевал: почему из стольких выпускников повезло именно Смокту­новскому? Вроде ничем особым не выделялся. Целеустремленностью? Равнодушием к алкоголю — традиционному губителю актерской бра­тии? Ни честолюбия, ни особой требовательности к себе, ни какой-то особой работы над собой: над голосом, над пластикой, над актерской техникой коллега в нем не замечали. Жил как все. Сам Смоктуновский позднее вспомнит время провинциальной жизни как период «долгого завораживающего сна». Очарованным странником шел, куда вела судь­ба, как губка, впитывая впечатления, не зная, где и когда они отзовутся.