Известно, например, что Е.Б. Вахтангов дважды ставил пье­су М. Метерлинка «Чудо святого Антония»: первый раз в жанре добродушной, незлобивой комедии, второй раз — в жанре злой и острой сатиры. Первый вариант относится к дореволюционно­му периоду, второй был продиктован Вахтангову его новым от­ношением к показанной в пьесе действительности, возникшим в его сознании в связи с коренной переоценкой ценностей, про­исшедшей под воздействием Великой Октябрьской революции.

Известно также, что другой крупный советский режиссер — Н.П. Акимов в дни своей творческой молодости поставил на сцене Театра имени Е. Вахтангова шекспировского «Гамлета», превратив трагедию великого драматурга в комедию. Мы не ста­вим здесь вопрос о том, хорошо или плохо поступил Н.П. Аки­мов, произведя этот рискованный эксперимент, но хотим под­черкнуть, что в распоряжении театра есть средства изменять жанр пьесы, если для этого имеются основания в его особом — ином, чем у драматурга, — отношении к показанной в пьесе дей­ствительности.

А это в свою очередь подтверждает ту истину, что жанр пье­сы или спектакля коренится не только в сюжете и предлагаемых обстоятельствах, но главным образом в оценке этих обсто­ятельств автором и театром, в их отношении к тем явлениям жизни, которые отразились в данной пьесе или в данном спек­такле.

Нужно сказать, что и действующие лица в пьесах различных жанров, попадая в сходные между собой обстоятельства, отно­сятся к этим обстоятельствам по-разному. Так, например, влю­бленные молодые люди в повести А.С. Пушкина «Барышня-крестьянка» иначе относятся к старинной вражде между их от­цами, чем Ромео и Джульетта к аналогичным обстоятельствам в трагедии Шекспира.

Актер, как известно, живет на сцене двойственной жизнью: как актер-творец и как актер-образ. В качестве актера-творца он переживает свои отношения ко всему, что происходит на сцене (в том числе и к создаваемому им образу), как человек, как гражданин, как мыслитель и как художник; в качестве актера-об­раза он живет отношениями данного персонажа — его мыслями и чувствами.

Отношения актера-творца могут носить характер глубокого сострадания или простого человеческого сочувствия, безобид­ной иронии или ядовитой насмешки, яростного негодования или полного презрения, восторга или отвращения, гнева или издева­тельства — тут возможно множество оттенков, переходов и вся­кого рода сочетаний. Оба ряда отношений — отношения творца и отношение образа — существуют не изолированно друг от дру­га. Сочетаясь, взаимодействуя и взаимопроникая, они образуют в конце концов единство, которое находит себе выражение в особом, соответствующем данному жанру, актерском самочув­ствии.